Маленький герой Победы
Нурия Батаргазиева, МОУ СОШ №11, г. Палласовка
1-е место областного творческого конкурса
«Острое перо» в номинации «Это – наша победа!»
Знаете, я очень люблю, когда мы с бабушкой остаемся дома одни. В моем раннем детстве она рассказывала мне сказки, пела песни, читала стихи, которых знает несметное количество. Повзрослев, я нашла в ней интересного собеседника и лучшего друга...
...На плите призывно свистит чайник, я разливаю горячий ароматный напиток по чашкам, и наступают лучшие минуты в моей жизни: мы с бабушкой неспешно пьем чай, наслаждаясь обществом друг друга.
– Ты пьешь чай совсем как куке, – говорит бабушка.
Куке – так называли его самые близкие – мой прадед, Мусагалиев Мухтар, которого я никогда не видела, но о котором много слышала от бабушки. У нас дома бережно хранятся семейные реликвии, связанные с его именем.
– Способностями ты в него, вот если бы еще тебя так же люди уважали... Ну, тут уж все от тебя зависит. А прадед твой исключительный человек был.
Бабушка – прекрасный рассказчик, поэтому я радуюсь, что у нее хорошее настроение. Это значит, она будет говорить о прошлом.
– До войны мы жили недалеко от Эльтона, на хуторе Паничкин. Жизнь была спокойная, ничто не предвещало страшной беды. Незадолго до начала войны у меня появились младшие братья и сестры. Прадедушка твой, мой отец, был очень уважаемым человеком, настоящим трудягой, сильной личностью. 9 лет до войны проработал табунщиком в колхозе, а в засушливый голодный 1940-й согласился гнать скот в Калмыкию на зимовку. Трудный это был переход. Уже в старости он напишет об этом поэму на казахском языке. Запись магнитофонная осталась, а вот послушать не на чем...
Бабушка продолжает.
– Помню, еще до войны, он сам, без чьей-либо помощи, для колхоза целый сарай зерна перевеял. За это был даже награжден столом, четырьмя табуретками, четырьмя ложками и вилками...
Мы неторопливо пьем чай, а на языке вертится вопрос:
– Ты помнишь, как куке на войну забирали?
– Еще бы! Помню, как мать всю ночь проплакала, а мы, малые, ревели, глядя на нее. Мама Кумыс очень переживала за своего мужа, ей было тяжело остаться с нами пятерыми.
В одном из писем отец написал, что служит под Керчью, но вскоре вести от него перестали приходить. По радио передавали, что город Керчь захвачен фашистами и многих людей взяли в плен.
– И никаких известий от него не было? – спрашиваю дрожащим голосом.
– Нет. Совсем никаких. В плену он был – какие тут известия. Рассказывал, что работать немцы заставляли, издевались, на ночь загоняли в грязный сарай, кормили плохо. Не любил он об этом говорить. В таких условиях выживали только сильные – твой прадед таким был, – бабушка на секунду задумывается.
– Как только куке освободили из плена, – продолжает она, – он сразу же нам письмо отправил – и снова воевать. А после Победы, не доезжая до дома, попал на лесозаготовки в тайгу. Домой вернулся только в 1947 году. Мама ему почтой отправляла немного еды, да что там она могла отправить! А он присылал ей куски материи, платья.
– Ну а вы-то как жили все это время?
– Война и до нас докатилась. Днем и ночью совершались авианалеты, так как через Эльтон, находящийся в семи километрах от нас, проходила железная дорога, там же был госпиталь, говорили, что и аэродром. Окон в нашей землянке не осталось – повыбивало. Приходилось постоянно прятаться от самолетов. У немцев был устрашающий рев моторов. Слышно их было за километры.
Бабушка украдкой вытирает предательски выступившую слезу.
– Проклятая война... За месяц матери пришлось проститься с четырьмя детьми: их подкосила страшная болезнь – корь. Она чуть с ума не сошла... Я с мамой на работу ходила. В основном на быках пахали: мать правила, а я быков подгоняла. К вечеру всем выдавали расчет в виде муки или еще чего-то, граммов двести. Мать замесит, бывало, тесто на воде – и в печку. Вот этими лепешками и спасались. Год 1942-й очень тяжелым был, так как выдался неурожайным – сусликов ели как деликатес.
Ночью не разрешалось, чтобы где-нибудь свет виднелся, ведь если немцы заметят, то пиши пропало. Пристроились фитили зажигать, чтобы хоть как-то успокоить себя ночью. Спать ложимся, а сами дрожим: вдруг налет ночью будет? Да и куда в степи прятаться, если самолет увидишь? Заляжешь в ямку, голову руками прикроешь и молишься, чтобы фриц тебя не заметил. Или вечером стоишь возле крыльца, а мамы все нет и нет: неужели, думаешь, не придет, а вдруг с ней что-то случилось, вдруг бомбой убило – и слезы на глаза наворачиваются.
– А дальше, дальше что? – тороплю я.
– А что дальше? После войны жизнь налаживаться стала. Прадед твой все умел, все сам делал: и мастерил, и чинил, и сапоги шил, ну и хозяйством управлял, конечно. Уважали его и любили люди, за советом приходили – время для каждого находил. Люди депутатом его выбирали, доверяли очень. А в свободные минуты он переводил с русского на казахский язык басни Крылова, которые очень любил, стихи сочинял, целую поэму о своей жизни на магнитофон надиктовал... А в 50 лет у него родилась последняя дочь Кульбайрам – настоящий подарок, за испытания его награда.
...Я обнимаю бабушку и глажу ее белые, как степной ковыль, волосы. И то ли от горячего чая, то ли от бабушкиного тепла внутри становится жарко-жарко, и комок подкатывает к горлу. Именно в такие минуты понимаю, что и бабушка, и куке – маленькие творцы той большой Победы, которая подарила жизнь мне!
Опубликовано: 2010-08-26
|
