Поэзия на пороге женственности
Если женскую прозу хоть как-то читают в России, то от поэзии, сотворенной дамами, демонстративно отворачиваются. И это на родине Ахматовой и Цветаевой!
Но сегодня существует немало талантливых поэтов, о которых мы никогда не слышали. Они гордо отказываются от титула «поэтесса». И это не эмансипированный феминизм... Просто они не нуждаются в снисхождении тщедушного общества. Эти дамы получают не только лучшие поэтические премии России, но и становятся лауреатами престижных мировых. О них сегодня рассказывает «Молодой».
Вера Павлова
Почистила зубы.
Больше я этому дню ничего не должна.
Родилась в 1963 году в Москве. Очень рано начала заниматься музыкой – около 10 лет пела в церковном хоре. Затем окончила музыкальный колледж им. Шнитке и Российскую академию музыки им. Гнесиных по специальности «История музыки». До 18 лет, по благословению Арама Хачатуряна, все свое время отдавала сочинению мелодий. После учебы Вера Павлова работала экскурсоводом в Доме-музее Шаляпина, печатала музыковедческие эссе.
Стихи Вера Павлова начала писать в возрасте 20 лет. Известность к ней пришла после появления в газете «Сегодня» разворота из 72 стихотворений (с послесловием Бориса Кузьминского), что породило миф: Вера Павлова – литературная мистификация.
В 2000 году Вера Павлова стала лауреатом литературной премии имени Аполлона Григорьева.
В ее стихах восторги соседствуют со свирепыми окриками. Она стремится выявить музыкально-божественное начало всякой «плоти», ей не нужна раскрученная «биографическая легенда», потому что стихи ее и так предельно откровенны. Павлову невозможно интерпретировать, потому что в поэзии ее лирическое «безумие» неотделимо от трезвого, рефлектирующего ума. Игриво «дразня гусей» или рискуя всерьез, Вера Павлова не только знает, что она делает, но и постоянно говорит читателю об этом знании. И про «нарушение приличий» знает, и про соблазн, и про грехи смертных, и про путь человеческий – и, кажется, лучше, чем ее ненавистники.
Неверующая бабуля
меня назвала Верой.
Бабуля умела верить,
а веровать не умела,
я – верую, но не верю.
Ну разве тебе трудно
меня называть не Верой,
а Веркой или Верушей?
В своей книге она остроумно отображает кусочек своей жизни: «Как отношусь к тем, кто не понимает моих стихов? – С пониманием».
Обналичить обликом,
раскавычить голосом,
посидеть за столиком,
оплаченным Соросом,
целоваться с критиком,
чокаться с великими,
но остаться призраком,
тенью Эвридикиной,
до недоумения:
видели? не видели?
Так: стихотворение –
чек на предъявителя.
Мария Степанова
Мария родилась в Москве в 1972 году. Публиковалась в толстых и не очень журналах, после чего стала лауреатом премий журнала «Знамя» (1993), имени Пастернака (2005), Андрея Белого (2005), Хуберта Бурды (Германия, 2006). Ее стихи переведены на английский, иврит, итальянский, немецкий, сербохорватский, финский и другие языки.
В балладах Марии Степановой странные существа или происшествия не наказывают человека за прежнюю вину, а заполняют пустое место, заполняют паузу. Паранормальные явления заменяют лирику. С ними страшно – но без них, в полном молчании стиха, было бы бессмысленно. «В минуту жизни трудную» читатель ждет от поэта утешительного слова, но поэт отсылает его к рассказчику баллады, а тот – к призраку.
Откуда берутся эти существа, завладевшие беспомощностью и молчанием лирического субъекта? Ответы на вопросы лежат вне баллад Степановой, она же предлагает читателю слепоту как самую современную черту нашего общества.
Из троих, сидящих за столом,
Лишь меня есть шанс коснуться
Прямиком, расплющить кулаком,
Осязать уста и руце.
Но зато, как первое объятье,
Мы сидим втроем в едином платье.
Со хвоста невидимого пса
– Богом скрытого семейства –
Воздеваю к небу волоса,
Слезы, гений и злодейства
И стою пешком у поворота:
Рода наступающая рота.
Оттого и каждый день Победы
Выше на один этаж,
На котором мы ведем беседы
Тройственные, как трельяж.
Мария Степанова видит поэзию медбратом или зеркалом. Ее дело – засвидетельствовать: пациент скорее жив, чем мертв. Поэзия все еще происходит. А откуда она исходит и как далеко заходит – другой вопрос.
Озноб, обнимающий талью.
Подставь ему профиль дочерний,
Как дерево, не улетая.
Ли – площадь
под бременем черни.
И царь ты, и тварь ты, и дверь ты.
Пустуй, как парадная зала,
Тоскуя, как львица из вельда
Зевает у львиного зева.
Мурлыча на прозвище кисы
В ознобе, который, и ладно,
Тебя понимает – от кисти
Хвоста. Поэтапно.
Полапно.
Мария Богомолова
Мария родилась в столице в 1979 году. Окончила Московский государственный открытый педагогический университет имени М.А. Шолохова, но работает не по специальности: заместителем руководителя часовой компании.
В свободное время занимается графикой, увлекается хенд мейдом, любит этнос, пишет стихи как-то между прочим.
Марии Богомоловой свойствен юношеский восторг, что позволяет театрализовывать обыденность.
Эксгибиционизм
Придумала себе –
застыть в окне и подождать, когда
подернется зрачок у вуайера
туманом бессознательного Я.
Хотела даже (мысленно) поздравить.
Но не успела: только собралась,
как стало скучно… радоваться счастью
чужому разучилась. Эгоистка.
Весьма своеобразно барышня принимает все жизненные перипетии. Отсутствие сожаления она заполняет легким цинизмом, облаченным в нежный шелк своих будней.
Прошлое для Марии Богомоловой – это прошлое, жить которым смысла нет. Но вот как пряности к обеду память вполне можно использовать!
Что твое кружево, пена молочная в чашке кружится.
На этаже в отделении кончился ужин.
Ахи и шорохи: в шахматы двое играют таблетками.
В сад выпускали вчера, прогулялась по лужам,
горло простужено. Сеть обесточена. Надо ложиться.
По утру в восемь часов санитарка приходит с заметками
о современной поэзии…
Нужно
в эту реальность глаза распахнуть на минутку
раньше Того, в простыне. Так как свежую прессу
ест, не читая. Но может на что-то сменять…
В прошлую среду прочла, ты довел поэтессу
с точно такой же фамилией, как у меня,
до сумасшествия…
очередная газетная утка.
Анна Величко
Опубликовано: 2009-04-23
|
