Мальчик со свечой в руках...
…Я очень долго скептически относился к местному культурному сообществу и
всегда ставил под сомнение возможность наличия в его рядах каких-нибудь достойных
творческих единиц. Я не говорю о профессиональных качествах волгоградской поэзии
– есть в ней вполне неплохие образцы. Но говорю о самобытности.
Где она? Одни «малюют закаты и зори с колосящимися нивами», вторые уже всю плешь
проели своему редкому читателю всякими исповедями, третьи ежатся в словоблудческом
экстазе, перебирая четки семантически безликих знаков, и пытаются добраться
до «бродско-аполлинеровских» глубин. Это я еще не беру в расчет престарелых
графоманов, вскормленных прокисшим летовско-маяковским молоком матерщинников-нон-конформистов,
и пафосных «толкиенутых скальдов», воспевающих абстрактное рыцарское прошлое.
Короче, где интересные поэты?
Но в 2003 году, когда я прикоснулся к поэтическому миру Леонида Шевченко, я
понял, что очень глубоко заблуждался. Совершенно случайно прочитал его книгу
«Мистерии» и очень заинтересовался его творчеством. Уж слишком сильно эта поэзия
отличалась от замшелой «кольцовщины» и мутной второсортной «ахматовщины».
Биографию Леонида можно уместить в несколько строк: «Родился в 1972 г. в Волгограде.
После школы год учился в Волгоградском университете, потом еще два – в литинституте.
В 1993-м вышла его первая книга «История болезни». Печатался в журналах «Знамя»,
«Новый мир» и в других именитых изданиях. Работал сторожем, дворником, копал
могилы, служил библиотекарем в детской библиотеке, плодотворно занимался журналистикой.
В 2000-м составил, отредактировал и выпустил в свет первый номер литературного
альманаха «Шар». Вторая и последняя прижизненная поэтическая книга Шевченко
«Рок» вышла в 2001-м. В 2003-м появился посмертный сборник стихов «Мистерии».
Убит 25 апреля 2002 года. Возвращался домой из клуба «Молотов гараж» после концерта
Бутусова. Труп нашли на пересечении улиц Козловской и Канунникова. Убийцы до
сих пор не найдены».
Лично мне кажется, что Леонида лишили жизни тупые беспредельщики, «нормальные
парни с рабочего квАртала», – причиной послужила его неформальная внешность.
И наверняка это озлобленное быдло не ощущает никакого раскаяния – оно ему чуждо
априори.
Ладно, давайте поговорим о творчестве. Его-то убить не удалось.
Он сказал не все
Что же в его поэзии такого особенного? Во-первых, наличие нестандартного и
разностороннего (мультикультурного) аллегорического мышления. Лирику Леонида
Шевченко воспринимать достаточно сложно без наличия определенного интеллектуального
багажа. Первая мысль, которая возникает при ознакомлении с поэзией Леонида,
– «эх, сколько же он много читал!». Причудливо переплетаются образы и архетипы
разных культур. Есть в его стихах и клич «хемингуэевского потерянного поколения»
(«1941 г.»), и «кастанедовская» образность («Майский жук»), и какой-то богемный
дендизм, и серые советские помоечные будни, и какие-то гребенщиковские замуты
(малопонятный образ «железнодорожной воды»), перекличка с кинематографическим
наследием Тарковского («мальчик со свечой в руках»), дерзость Артюра Рембо,
произвольное жонглирование именами исторических личностей и классических литературных
героев. Каждое слово несет в себе причудливый магический оттенок, а каждый образ
оставляет за собой большое количество разных трактовок – как у постмодерниста
Милорада Павича. Леонид также искусно владел всеми стихотворными размерами и
формами стиха. Хорошо выходил у него и верлибр, и белый стих, и классический
стих с пятистопным ямбом.
Леонида в литературной тусовке все уважали. Его коллега по макеевской литературной
мастерской, прозаик Александр Рувинский вспоминает:
– Лениным талантом все в мастерской восхищались, его имя с придыханием произносилось,
его превозносили как небожителя, и он имел статус непризнанного гения. И он
этому статусу внешне очень соответствовал – у него была поэтическая внешность,
часто были какие-то напряги с работой. Не берусь судить, был ли он сильно замкнутым
человеком или нет, но, по крайней мере, на собраниях литературной студии ни
с кем не откровенничал. С Леней мы неоднократно общались, хотя у нас были очень
разные интересы. Я не любил поэзию никогда, но Александр Башлачев (русский рок-бард,
погиб в 1988 году. – Прим. авт.) всегда был для меня показателем. И в этом наши
с Леонидом вкусы полностью сошлись: приятно было слышать из его уст, что он
считает Башлачева самым значимым поэтом последних лет. И это нас с ним в какой-то
степени сблизило и примирило. Конечно, ушел из жизни Леонид очень рано. И вроде
в этот период у него только все стало налаживаться: и в журналистике себя нашел,
и женился, и получил какое-то признание, стал печататься в толстых журналах
и издаваться. Жизнь мало-помалу стала оформляться, и все так нелепо и преждевременно
кончилось. И как это часто бывает, со стихами Лени я обстоятельно познакомился
только после его смерти. И они мне очень понравились. Понравилась и проза, представленная
в его посмертном сборнике. У Шевченко был действительно божий дар. Это понимали
и те, кто не любил его поэзии и не понимал ее, и даже те, кто не любил его как
человека. Но такая от его стихов исходила необыкновенная сила, что все окружающие
признавали его гений. Леня ушел из жизни рано и с жизненной и с творческой точки
зрения – он сказал далеко не все, что мог бы сказать... Он мог бы многое успеть.
Ведь при жизни он так и не стал известным в широких кругах. Основная слава пришла
уже после...
Демиург
А оборвалась его жизнь очень внезапно. В газетах выдвигали разные версии убийства
– кто-то пытался привязать его к профессиональной деятельности Леонида, кто-то
искал в смерти Леонида мистическую подоплеку. Как всегда, «продажная совесть
чернильного племени» подобно падальщику кормилась на своих гипотезах. Нет, «брат
ворон»! Хватит гнать порожняки про барабашек и делать очередного Холодова! Надо
говорить о том, что мы потеряли очень хорошего поэта – и потеря эта невосполнима.
Точнее, нет. В поэте живут двое: «человек» (homo sapiens) и «творец» (demiurg).
И они очень редко умирают одновременно. Леонид Шевченко ушел из жизни как некая
биологическая субстанция. А как поэт он продолжает жить – покуда живы его стихи.
А рукописи, если верить Булгакову, не горят.
И пророчески теперь звучит его строчка: «В 2002-м не умереть совсем». Возможно,
чувствовал. И здесь есть явная перекличка и с Пушкиным («Нет, весь я не умру!»),
и с Высоцким («Я, конечно, вернусь – не пройдет и полгода»), и с Башлачевым
(«Поэты живут. И должны оставаться живыми»). Судьба Леонида во многом пересечена
с судьбой последнего. Башлачев тоже ушел из жизни рано и при жизни не был понят
до конца, не расправил свои крылья в полную мощь. Общим остается лишь одно –
стоило человеку умереть, как о нем тут же все заговорили. Так что берегите поэтов,
друзья! Прислушайтесь к ним, пока они еще живы!
Забвение
Сидели, пили, хавали котлеты
Забытые историей поэты,
А во дворе на золотых коньках
Катался мальчик
Со свечой в руках.
Стояли женщины
На маленьких балконах,
Болтали критики
За шахматной игрой,
На четырех слонах,
На двух драконах
Въезжал какой-то
Классик мировой
в бессмертный город.
Мускулистый Маяковский
В кафе бессмертным ангелам хамил,
Лепил снеговика
Корней Чуковский,
и Фогельвейде трубочку курил.
В трамвае Пушкин
Проверял билеты,
И кто-то пел с пластинки
О любви,
Сидели в темной комнате
Забытые поэты
И перечитывали
Сборники свои –
Там бабочек ладонями ловили,
Там гладиолусы
Возлюбленным дарили,
Ходили на индийское кино
И разливали красное вино...
Леонид Шевченко
Александр ПАРШИКОВ
Опубликовано: 2008-04-03
|
