ШАНСОН БЕЗ МАГАДАНСКИХ ФУФАЕК
Зерна
от плевел
Пару лет назад «Молодой» уже писал об этой проблеме. Мы сделали попытку отделить зерна от плевел – обособили «блатную песню» (русский шансон) от аутентичного (первоисходного) «шансона», и пришли к выводу, что «базары за воровскую жихтаровку» имеют, мягко сказать, довольно опосредованное отношение к французской песне. Иными словами, никакое.
Родоначальником жанра «шансон» (от франц. Chanson – песня) принято считать французского поэта Пьера Беранже (1780 – 1857), творчество которого было на редкость демократичным. По-настоящему популярным шансон стал в прошлом веке, благодаря деятельности Эдит Пиаф и Шарля Азнавура. Они исполняли под простенькие мелодии песни на стихи классических французских поэтов. Это придавало шансону просветительский характер – ведь таким образом простые люди знакомились с высокой поэзией и приобщались к «разумному-доброму-вечному». В эпоху того же Беранже эту возможность имели только высшие сословия.
Русский шансон отличается от своего «галльского прадеда» сильно. Как отмечает исследователь Елизавета Колесникова: «Если в Европе шансон создают интеллигентный и трогательный, то в России он приобретает оттенок брутально-криминальный. Впрочем, без исключений, слава богу, и тут не обходится. Сродни французскому классическому шансону отечественная бардовская песня: есть в ней и типичная для этого жанра лирика, и мелодичность». Первые наши шансонье исполняли городские романсы.
С пятидесятых годов прошлого века пошли две тенденции: 1) скрещивание с авторской песней; 2) проникновение жанра «в лагеря». Второе превращение связано прежде всего с интеллигентными политзаключенными, сочинявшими песни в этом стиле. Диссидентская линия «шансона» напрямую связана с именами Александра Галича и Юза Алешковского – в их песнях было очень много антисоветчины, а творчество последнего уже имело «приблатненный привкус». В 90-е годы русский шансон растерял свою интеллигентность и окончательно «приблатнился». На мой взгляд, это связано прежде всего с суровыми реалиями – новыми народными героями стали бандиты и криминальные авторитеты. И стали плодиться как мухи всякие новые «шансонье», целью которых было ублажать слух новых хозяев жизни, прожирающих в ресторанах свои «рекетирские ясаки».
Но как же так произошло, что «блатняк окрестили шансоном»? Впервые подмену понятий совершил Юрий Севостьянов – глава компании «Русский шансон»: «Самого слова – да, так как направление существовало и до меня, но именовалось блатняком и городским романсом. В конце 1993 года, когда я еще работал на студии «Союз», происходило становление шоу-бизнеса и появление легальных звукозаписывающих компаний.
Вот тогда я вместе с коллегами понял, что продавать и представлять блатные песни невозможно. Стали думать, как это можно сделать. По аналогии с французскими изданиями Владимира Высоцкого мы решили назвать это направление русским шансоном. Именно передо мной стояла задача объяснить публике, что это такое, и обеспечить продажи. В 1994 году мы выпустили более пяти миллионов носителей под маркой «шансон»...». М-да! Все равно, что Христа «буратиной» обозвать! Как говорится, «пришел поручик Ржевский и все опошлил».
Третий путь – «шансон
с человеческим лицом»
Пять лет назад в эстетских кругах заговорили о новом направлении – «альтернативном шансоне» – шансоне с человеческим лицом. И связано это, в первую очередь, с появлением некоммерческого лейбла «Ш-2», начавшего издавать альбомы современных шансонье, принципиально не поющих про «прелести отрицаловской жизни» и воздерживающихся от романтизации бандитизма. Яркими представителями нового неблатного шансона являются Гарик Осипов, Гуджа Бурдули, Псой Короленко (упоминавшийся в статье про трансмодерн), группы «Прощай, молодость», «Хоронько оркестр», «Весна на улице Карла Юхана», проект «Стас Барецкий и Елочные игрушки».
Все эти исполнители очень разные и в настроенческом, и в творческом плане. Гуджа Бурдули – именитый грузинский актер
– сочиняет песни путем необычного и абсолютно спонтанного смешивания произведений других поэтов. Песня может быть легко склеена из кусочков Есенина, Аркадия Северного и Вертинского. А своим мощным и неповторимым вокалом Гуджа придает шансону «горский колорит». Гарик Осипов (он же Граф Хортица) эстетизирует ресторанную музыку и шансонную культуру 70-х: от Челентано до Константина Беляева и Братьев Жемчужных. Но «графские» личностные особенности – Осипов был первым русским переводчиком трудов знаменитого сатаниста Алистера Кроули – налагают отпечаток и на общее восприятие «советского шансона». Песни обрастают неким флером таинственности и звучат в принципиально новом контексте – кроулианском. Дуэт «Прощай, молодость!», изначально задуманный как проект провокационно-стебный, воскрешает русский декаданс в лице нытика Вертинского. Стилизация получается довольно удачная. Тем же занимается «Хоронько оркестр», но в отличие от «прощай-молодых» не стебется и не провоцирует, а, напротив, отдает дань уважения городскому романсу. Стас Барецкий скрещивает прогрессивную электронную музыку и незатейливые зарисовки из жизни голодранцев и босяков.
Короче, альтернативный шансон трудно свести к набору определенных стилистических примет. Зато есть четкий вектор: противодействие «официальному шансону» – «кольщикам», «воровайкам» и «бутыркам» с «лесоповалами» – профанирующему изначально высокое культурное предназначение жанра. Альтернативный шансон, к сожалению, продолжает оставаться элитарной игрушкой – массовая аудитория его пока «не догоняет», да и «не догонит» еще долго. Пока не поменяется время и приоритеты. Пока бандиты не перестанут быть героями в наших глазах...
Опубликовано: 2008-03-13
|