Когда им было сколько нам, они не думали о славе
В году есть всего несколько дней, когда мы поздравляем мужчин, отдаем должное
их мужеству. Скоро грядет 9 мая, и все дружно вспоминают о том, что среди нас
живут особые люди – ветераны Второй Мировой.
Но что думают об этом сами защитники, те, кто воевал? Спросим участника Сталинградской
битвы, 80-летнего ветерана Великой Отечественной войны, Данилова Александра Трофимовича.
– Какие чувства у вас возникают при упоминании дат «23 февраля» или «9 мая»?
– Если честно, ругаться хочется.
– !???
– В последние годы создается ощущение, что о нас вспоминают только два дня в году,
«по календарю». Вручат коробку конфет и забудут. Нет, правда, в прошлом году по
900 рублей выделили нам с бабкой. Так гололед был – мы за деньгами пошли, упали,
до сих пор бабушка встать не может. Взяли 1800, а за операцию отдали 6000! Ни
бесплатного лечения, ни лекарств, ни обслуживания…
Но больше всего обидно, что молодежь не воспринимает войну как что-то такое, что
было реально. Им это неинтересно. Вот как-то в передаче «Кто хочет стать миллионером?»
вопрос был задан молодому человеку. Так он не знал, что договор о мире Жуков подписал!
Для них все, что написано в учебнике истории, – далекая древность. Что нашествие
татаро-монгол, что Великая Отечественная война – все одно и тоже.
– Но в школьной программе отведены часы на изучение войны. Дети читают рефераты,
рассказывают стихотворения и даже песни военные поют!
– Нельзя искусственно привить это чувство. Историю войны нужно вести так, чтобы
въелась в кровь, приводить живые примеры, кинохроники. Сегодня молодое поколение
совсем не смотрит фильмы о войне, им это скучно.
А ведь лучше всего, если они хоть раз пообщаются с живым человеком, который расскажет
о войне на собственном примере, представят, как это – жить под пулями, попробуют
взвесить, оценить человеческую жизнь.
– Часто вспоминаете то тяжелое время?
– Каждый день. Разве такое забудешь… Добровольцем в 18 лет пошел записываться.
Тогда на войну все с великой радостью шли – нисколько не преувеличиваю! Мы тогда
думали, война месяца три идти будет. До смешного дошло: я когда в Воронеже в техническом
техникуме подготовку проходил, случайно зашел в комнату, где куча трансформаторов
– больших, маленьких – была. Тогда это было целым состоянием, я был бы первым
парнем на деревне! Ну я сдуру рюкзак свой нагрузил ими – аж на 18 кг! Думаю, уж
три месяца-то протаскаю! Помню, тащусь по снегу с этим рюкзаком, а сугробы глубокие,
так, в один упал, а встать не могу – эти 18 кг сверху придавили. Командир подбегает,
пристрелю, говорит, если не встанешь; а я барахтаюсь, никак не поднимусь. Жалко
было с такой драгоценностью расставаться, пришлось выкинуть все до единого.
– Что вы вспоминаете чаще всего?
– Первый бой: нас командир днем послал привести немецкого снайпера, занимающего
старый комбайн перед деревней, которую оккупировали фашисты. Мы через поле к нему
поползли, и на полпути нас заметили и начали стрелять всеми оружиями подряд. Тогда
я впервые ощутил, что такое смерть, – когда вот прямо перед тобою снаряд разрывается.
Все, конечно, струсили, побежали кто куда, и я тоже. Но вдруг нашла на меня какая-то
смелость, я командование принял на себя (командира подстрелили), собрал и вывел
оставшихся ребят. За что был представлен к награде. Медаль за отвагу получил.
Второй момент – стыдно было за собственную часть. 19 ноября 1942 г. мы под Серафимовичем
сидели. Я тогда был начальником телефонной станции, в тылу находился. Оружия не
было ни у кого – все в передовые отряды отдавали. Один автомат у комбата, пистолет
у командира взвода, да винтовка сломанная, без пристава. Тут приказ в наступление
идти… Тогда снега уже много было, мы идем, а впереди немцы показались… зеленая
такая полоса… Куда мы без оружия! Попрыгали в окопы, а их целый батальон! Так
и приближаются зеленой массой. Я гляжу, командир батальона начал с погон отрывать
кубики, чтоб не узнали немцы его. В грязный снег их прячет, засыпает землей, у
самого руки дрожат… Я глаза прячу, стыдно… Вдруг немец один выходит, говорит:
«Капитана! Куда идти плен?». Это, оказывается, румынский батальон шел сдаваться.
Тут мне второй раз стыдно стало, когда командир начал свои кубики собирать, в
грязи ковыряться…
И как контузило меня, помню. На себе новые бомбы испробовал. Мы привыкли, что
фашистский самолет когда бомбы кидает, они свистят так противно, а тут пролетел,
вроде, ну, кто его знает, может, не к нам, дальше собирался сбросить – небо чистое.
И только когда хлопки начались, поняли, в чем дело.
– Победу-то как встретили?
– В два часа ночи узнали, все на площадь выскочили!.. Я тогда, наверное, девчонок
двести перецеловал! Молодым сейчас и не представить этого чувства, жалко.
– Неужели и впрямь молодежь испорченная стала?
– Да нет! Конечно, нет. Дух, тяга к героизму у молодежи естественная и будет всегда.
Просто духовного воодушевления подрастающее поколение к войне не испытывает.
А ведь это не так давно было… Полвека прошло.
Маша БОРИСОВА
Опубликовано: 2004-04-08
|